— Это великодушно. Что я должна делать?

Король убрал руку с ее бедра.

— Завтра придет кое-кто и заберет тебя. Тебя будут готовить к новому будущему. Дадут новое имя. И ты больше никогда не встретишь ни своего брата, ни других своих знакомых. Было бы нехорошо, если бы твой брат узнал, кем ты станешь.

— Да, — тихо сказала она.

— Ты можешь писать ему. Скажи, что уходишь в рефугиум священнослужителей Тьюреда. Напиши, что это твоя плата за его будущее.

— Но я ведь могу с ним попрощаться?

— Балдуин исполнит любое желание маленькой шлюшки.

Но завтра на восходе солнца начнется твоя служба на благо королевства. С того момента ты целиком принадлежишь мне.

Это последняя ночь цветочницы Элодии. Очень скоро никто из тех, кто когда-то встречался с тобой прежде, не узнает тебя.

Ты станешь моим самым острым мечом. И если будешь служить хорошо, то твой брат достигнет больших высот. А теперь иди! Тебе наверняка нужно многое обсудить с братом.

Детская шалость

Никодемус задержал дыхание и помочился на грязную полоску ткани. У его мочи был темный, почти коричневый цвет.

Лутин был уверен, что яд земли уже проник в его тело! Никогда он не видел ничего, подобного серной пустыне! Земля, полная яда. На земле и в воздухе.

Кончиками пальцев он поднял кусочек материи. В легких начинало печь. С отвращением обмотал материей нос и мордочку. Все поступили так же. Все, кроме Эмерелль!

Вонь была жуткой. Никодемус с трудом боролся с подступающей к горлу тошнотой. Дышал сквозь стиснутые зубы. Каждый вдох сопровождался шипящим звуком. Отвратительно!

Лутин поспешил к остальным. Путники брели вдоль высохшего ручья. Берега покрывала желтая серная корочка. Невдалеке над землей тянулся белый дымок.

За краем лощины виднелась равнина, покрытая безводными руслами и огромными пятнами бурлящей грязи. Цвета песка были странными: зеленоватый, ржаво-красный, светложелтый, вплоть до белого. Мелкая пыль, разъедавшая глаза, словно соль, образовывала завихрения в жгучем воздухе.

Утром они проходили мимо озера, которое кобольды называют Драконьим Оком. Оно выглядело так странно, что никому даже в голову не пришло подойти к берегу. Озеро напоминало огромный, налитый кровью глаз, почти идеально круглый. В центре вода была темно-синего, близкого к черному цвета. Вокруг этого темного пятна блестело более светлое лазурное кольцо. А прямо у берега вода была кроваво-красной. Эмерелль сказала, что такой цвет получается благодаря крохотным существам, которые живут в воде. Но Никодемус не захотел в это верить.

Два дня назад на горизонте перед ними показался большой массив столовых гор. Они возвышались на горизонте подобно крепостным стенам города великанов. Поначалу горы вдалеке казались синими, а теперь — красноватыми. Но несмотря на то что путники подошли к ним миль на тридцать, они все еще были недостижимы. К этим горам Эмерелль и хотела отвести серокожих. Говорили, будто среди гор есть оазис. Никодемус сомневался, оглядывая раскинувшуюся вокруг отравленную землю.

Пустыню прорезали хребты скальных нагромождений.

Нагнав серокожих, Никодемус поднялся к краю прибрежных кустарников, чтобы посмотреть, насколько группа приблизилась к отрогам. Эти холмы были единственным ориентиром, не считая далеких гор. Воздух плясал стеклянными полосами над пустынным грунтом. Сказать, далека ли их цель, невозможно.

Иногда Никодемусу казалось, что он различает темные пятна на скалах. Есть ли там пещеры? Близился полдень. Лутин мечтал о том, чтобы переждать жару в пещере. Нужно идти по ночам! Но по какой-то причине этого не желали ни серокожие, ни Эмерелль. Ночью вокруг огромного лагеря на возвышениях расставляли посты. Однажды Никодемус ходил к часовым. Это не были обычные стражники. Они пребывали на грани сна и бодрствования. У некоторых из уголков глаз текла вязкая слюна со странным запахом. На телах был нанесен узор, напоминавший причудливо растянутые паучьи сети. Совершенно очевидно, эти украшенные бусами из раковин мужчины и женщины плели какие-то заклинания. Странные часовые сидели по ночам вокруг лагеря, но Никодемус постоянно, чаще всего в темное время, испытывал чувство, что за ними кто-то наблюдает (и при этом ничего необычного не происходило).

Лутин спустился и присоединился к кобольдам. Путники шли час за часом. Они не достигли пещер, если те вообще были, а не явились плодом воспаленного воображения полулиса. Эмерелль не устраивала привал даже во время самой сильной полуденной жары. Эльфийка казалась затравленной.

Безжалостно, как никогда прежде, гнала она их вперед.

Воды осталось совсем мало. Посреди ядовитой серной пустыни, похоже, даже магия Эмерелль не могла творить чудеса.

Вот уже три дня у них не было свежей воды. Утром Никодемус допил остатки. Несмотря на то что серокожие переносили жару гораздо лучше, чем он, — в конце концов, у них не было шерсти, — он готов был поспорить на что угодно, что у них тоже осталось мало воды. Вероятно, Эмерелль хочет отвести их к источнику? Может быть, ядовитая пустыня скоро останется позади. Никодемус поглядел на прибрежный кустарник.

Что скрывается за ним? Сейчас усталость была сильнее любопытства. Он еле держался своего места в колонне. Уставившись в пятки шедшей впереди женщины, он плелся вперед.

Земля была настолько горячей, что обжигала кожу. Никодемус поражался, как это выдерживают серокожие. Они шли босиком. Лисьехвостый полагал, что даже их дети выносливее, чем он. Вот уже несколько дней он боролся с усталостью. С утра, когда группа трогалась в путь, лутина не покидала уверенность, что он не пройдет и мили. А затем он видел серокожих детей, которые шагали со всеми без нытья. Только самые маленькие время от времени принимались плакать. Хоть их вид и не придавал сил, но появлялось желание не сдаваться. Ребятня называла его наездником драконов! Серокожие знали его народ.

Наверное, наблюдали за лутинами, когда те отправлялись к другим оазисам, пристанищам различных лутинских родов, живущих глубоко в пустыне.

Больших рогатых ящериц лжетролли считали драконами.

Серокожие были убеждены в том, что все полулисы должны быть могущественными волшебниками и воинами, раз могут подчинить своей воле драконов.

Никодемус невольно улыбнулся. Он представил, что стал рыцарем-кобольдом, который путешествует на настоящем драконе. А затем со вздохом вернулся к реальности. Он был очень уставшим путешественником с пропитанной мочой тряпкой на мордочке. Пожалуй, не может быть более разительного контраста. «Хоть моча не чужая», — с горечью подумал он.

Путники прошли мимо места, где ложе ручья примерно на сотню шагов превращалось в озеро грязи. Грязь и стоявшая сверху жижа сверкали всеми цветами радуги. Выглядело красиво. Из глубины поднимались большие пузыри, лопавшиеся на поверхности с громким чавканьем. Это было что-то новенькое. Ничего подобного в других грязевых озерцах он не видел. Некоторые пузыри держались на удивление долго. Он поймал себя на том, что считает про себя.

Дети тоже пришли в восторг. Внезапно в колонне послышался смех. Некоторые стали бросать камни и комки спекшегося песка в грязевые пузыри. Особенно большой пузырь, похоже, владел защитным заклинанием. Ни один камень не попал в него. Какая-то девочка выбежала из колонны, чтобы проткнуть пузырь пальцем.

— Нет!

Предупреждение последовало слишком поздно. Ребенок прошел в буквальном смысле три шага, а потом закричал и остановился, вместо того чтобы повернуть назад. Вязкая грязь была горячей, словно кипяток. Девочка-кобольд провалилась по щиколотки. Покачиваясь, она попыталась выбраться.

Ее мать хотела броситься на помощь, однако два воина схватили ее. Все смотрели на ребенка, но никто не пытался помочь. Девочку уже не спасти!

Подошел Мадра. Тролль вытянул руку. Но даже его длинных конечностей не хватало.

Девочка рухнула на колени. Подставила руки, но отдернула их, едва пальцы коснулись грязи.