Эльфийка снова коснулась ноги принца. Она не была готова еще раз разделить его боль. Но был и иной, более темный способ помочь ему.

— Он заслуживает жизни?

Старик раздраженно нахмурился. Сердито посмотрел на нее.

— Тебе не пристало судить его.

— Поэтому я тебя и спрашиваю, — приветливо ответила Эмерелль. — Заслуживает ли он жизни?

Целитель поднялся. То был невысокий сгорбленный человек.

— Убирайся, женщина! Тигранес не заслужил, чтобы рядом с его смертным одром была такая, как ты!

— Каждый из нас умер бы за него, — произнес один из воинов, светловолосый, со щетиной на щеках, состарившийся раньше времени. — Он был героем. Нашей надеждой. Если бы он был в сознании, то не потерпел бы твоих речей, Серенас.

А над тобой, ведьма-травница, подшутил бы, незлобно. Он заставил бы всех улыбнуться и при помощи нескольких слов заронил бы в нас семя надежды.

Эмерелль посмотрела на умирающего. Пожалуй, о ней никто бы так не сказал. Интересно, сколько лет принцу? В любом случае, ноги у него не стариковские. По лицу возраст определить трудно. Несмотря на то что ожоги не разрушили ни нос, ни губы, оно было настолько изувечено, что кожи на нем почти не осталось.

Вернулся Миридас. За собой на веревке он тащил шелудивую пегую собаку, бросившуюся в глаза Эмерелль у причала.

— Это мясо достаточно свежее? У нас здесь нет ни овец, ни коз, чтобы их можно было забить. — Бородатый воин вынул кинжал. — Как лучше? Перерезать ей горло?

Фальрах придвинулся к Эмерелль, а Никодемус вцепился ей в ноги. Голос Миридаса звучал резко. Старый целитель был прав, когда предупреждал ее. Воина лучше не разочаровывать.

— Живое животное лучше куска мяса, — спокойно произнесла целительница. Она посмотрела на собаку и прошептала слово силы. Та немного успокоилась. Эмерелль погладила ее за ушами. Затем оттянула ей губы. Несмотря на всю свою шелудивость, животное было нестарым. — Прости меня, — прошептала эльфийка ему на своем родном языке.

А затем снова повернулась к воину.

— Держи пса крепко! Ты ни в коем случае не должен отпускать его, что бы ни происходило. Если он бросится на меня и укусит, пока я буду лечить Тигранеса, все будет испорчено и твой принц умрет.

— А что может произойти?

— Увидишь.

Эмерелль положила руку на спину собаки, другой рукой коснулась обожженной груди принца.

— У тебя чистые руки, ведьма? — набросился на нее Серенас.

Она закрыла глаза и зашептала. Слова силы. Темная магия, рожденная из крови и страдания. Она снова почувствовала боль принца. Его ранил сноп огня, когда он прикрывал отход своих людей с горящего корабля.

Эмерелль передала боль дальше. Она была лишь мостом.

Она пропускала ее через себя. Собака завыла. Запахло горелой шерстью. Затем горелой плотью. Собака уже почти не сопротивлялась хватке Миридаса.

Кого-то стошнило. Эмерелль услышала поспешные удаляющиеся шаги. Боль стала отступать. Кожа принца стала гладкой и теплой на ощупь. Эльфийка открыла глаза. От собаки остался съежившийся, дочерна обгорелый труп. Тигранес был исцелен не полностью. Там, где ожоги были самые сильные, кожа все еще была темно-красной. Может быть, это навсегда.

Но принц не умрет. Теперь стало очевидно, насколько он молод. Эмерелль всегда было тяжело оценивать возраст детей человеческих. Они слишком быстро старели! Но принц, наверное, и двадцати еще не прожил.

Один из стражников куда-то запропал. Остальные были на месте, но очень бледны. Глаза у всех были широко раскрыты от страха.

— Что ты с ним сделала, ведьма? — набросился на нее Серенас.

— Он будет жить, как я и обещала. Ему нужен покой и много питья. Натри ему кожу гусиным жиром, и тогда, надеюсь, пропадут даже оставшиеся следы.

— Скажи мне, что ты с ним сделала, ведьма! — закричал Серенас. — Она украла у него душу! Это магия крови.

Миридас удержал старого целителя.

— Она вернула нам Тигранеса. А ты заткнись. Она и ее люди могут идти, куда хотят. — Бородач посмотрел на стражей. — Никто не станет говорить о том, что здесь произошло.

Верните Полиоса. Он тоже должен молчать. — Он поклонился Эмерелль. — Благодарю вас. Кто бы вы ни были, вы больше, чем целительница из Марчиллы. Благодарю вас!

— Вам следует подняться на борт кораблей и бежать. — Фальрах впервые заговорил с детьми человеческими. — Эта бухта — ловушка. Если станете медлить, вам не уйти.

— Знаю, — сказал бородач.

Он отпустил целителя, мрачно смотревшего на Эмерелль.

Принц застонал. Он открыл глаза. Серенас дал ему попить.

Тигранес посмотрел на Эмерелль. Несмотря на то что он был очень молод, глаза его были стары.

— Мы перенесем раненых на корабли. — Принц замолчал. — Скажи ей, что они делают.

Миридас кивнул.

— Если мы оставим раненых и больных, искендрийцы привяжут их на коротких поводках прямо за линией прибоя на берегу. Для алых крабов. Они питаются падалью или тем, кого считают таковой.

— Мы сразимся здесь в последнем бою, — сказал принц. — Идите своей дорогой. Это вам нужно скорее уходить отсюда.

Толстая Баша

Тяжелая баржа встала на якорь посреди реки. В сумерках корабельщик приказал поднять весла. До Фейланвика оставалось три дня пути. Андеран сидел у борта. Снова шел дождь.

Какая ужасная страна! Несколько дней его одежда не просыхала. Хольда мучил озноб. Команда устала. Вот уже десять дней, как у них больше не было лошадей, которые могли бы тянуть баржу против течения. С тех самых пор они шли на веслах или под парусом, если позволял капризный ветер.

Повелитель Вод прижимал горящие, израненные руки к мокрой куртке. Он не был неженкой! Он привык грести, хотя в последние годы редко находил время выйти на плоскодонке в мангровые заросли и поохотиться на крабов.

Но работа на борту грузовой баржи была просто убийственной! Кобольды не созданы для того, чтобы грести, помогая длинной тяжелой лодке идти против течения!

Корабельщик беспокойно расхаживал взад-вперед по палубе и вглядывался в темноту. Небо затянуло тучами. Стояла почти полная темень. На судне не горел ни единый фонарь.

Ни огонька, чтобы согреть продрогшие косточки. Даже днем нельзя было разжечь костер, потому что безумец капитан полагал, что кентавры могут увидеть дым издалека. При этом баржу было прекрасно видно с холмов.

Андеран постучал по палубе. До сих пор они не видели кентавров. Нужно надеяться, что так оно будет и дальше. Еще три чертовски тяжелых дня до Фейланвика. Первым делом, как приедет в город, он надолго уляжется в горячую ванну. По меньшей мере часа на три!

— Скоро выпадет первый снег, — произнес корабельщик.

Его неустанная ходьба прекратилась. — Ты единственный, кто не спит. Слишком сильно мерзнешь? Или жалеешь, что поднялся на борт? Я тебя предупреждал.

— Ненавижу снег, — признался Андеран.

— Я тоже. Со снегом приходит лед. А лед ловит баржи. Однажды мне довелось видеть, как баржу со всех сторон окружили льдины на середине реки и она не могла сдвинуться с места. Тогда был мир. Если это произойдет с нами сейчас, нам крышка.

— Всего три дня…

Корабельщик сплюнул за борт.

— Может, хочешь пожевать табак? Все больные соки из тела выгонит. Мысли другие появятся.

— Нет, благодарю.

— Я знаю, что творится у тебя в голове. Думаешь о какойнибудь ласковой девочке в Фейланвике. После такой долгой и холодной поездки нет ничего лучше, чем целый день со шлюхой в постели рядом с хорошо протопленной печкой.

Я поступлю точно так же.

Перспектива была привлекательная. Но в этом не стоит признаваться, подумал Андеран.

— А я уже начал думать, что ты любишь только Толстую Башу.

Корабельщик негромко рассмеялся.

— Как бы там ни было, она самая полезная девушка из всех, с кем я когда-либо встречался. На Толстуху можно положиться! Она сослужила мне хорошую службу.

— Тебе приходилось ее использовать?

— Всего дважды. Довольно давно. Но предпочитаю осторожность. Лучше, конечно, если не приходится срывать с нее одежду.