Элодия была совершенно уверена в том, что приглашение на бал-маскарад в доме имеющей сомнительную репутацию купчихи Сем-ла было сделано по просьбе Промахоса. Казалось, дом Сем-ла пронизан магией. Ее праздники были шумными и пользовались дурной славой. Элодия часто слышала разговоры об их великолепии и о бесстыдствах, сопровождавших праздник. Там Промахос сорвал с ее губ первый поцелуй.

Он был переодет в представителя теараги, народа кочевников и разбойников, живущих в пустыне, которые так сильно досаждали караванщикам. После короткого наигранного колебания она ответила на поцелуй и даже больше… Дом Сем-ла был полон потайных уголков и ниш. И они были не единственной парой, которая удалилась с праздника, чтобы принять участие в собственном, более интимном.

На следующее утро в дом торговца шелками пришли храмовые стражи. Они потребовали передать рабыню Данаю с острова Цеола храму Бальбара. Таких посещений боялась каждая семья в Искендрии. Обычно храмовая стража приходила затем, чтобы потребовать выбранную жертву для бога, чаще всего ребенка. Иногда сжигали красивого юношу или девушку. Какая-то иная причина визита даже не пришла в голову торговцу шелками. Он встал перед рабыней, пытаясь защитить, угрожал и умолял. Тщетно. А потом он совершил непростительную ошибку. Он вынул из-за пояса маленький, украшенный камнями кинжал. В храмовой страже были опытные воины. Торговец с кинжалом в руках не представлял для них опасности. Но они расценили это как оскорбление Бальбара. Когда Элодия предстала перед Промахосом, подол ее платья был забрызган кровью торговца шелками.

Жрец-князь принудил ее лечь с ним в постель в то же утро.

Прошло два месяца, и она не только стала его фавориткой, но и изгнала из дворца всех других рабынь-наложниц. Она хотела, чтобы он принадлежал только ей. Он должен был оказаться целиком и полностью в ее власти.

Учителя из Моне Габино очень тщательно следили за тем, чтобы объяснить ей подоплеку ее миссии. Час за часом проводила Элодия над рельефной картой, запоминала названия островов и городов. Потом — имена жрецов, князей и полководцев. Маленькие яркие кораблики на плане показывали, насколько слаб флот Фаргона и как сильно превосходят его пиратские флоты Эгильских островов, а также новый флот, созданный по приказу священнослужителя Промахоса. Ее задачей было попасть в постель жреца-князя и оттуда служить Фаргону.

Элодия снова поглядела на спящего. Его дрема после любовных утех никогда не длилась долго. Снаружи, за крепкой дверью, стояли два храмовых стража — на расстоянии всего десяти шагов. Малейший подозрительный звук — и они ворвутся в комнату.

Уже семь лун девушка прятала кинжал, который должен был оборвать жизнь священнослужителя. Рыбацкий нож с Эгильских островов. Учителя описали ей, каким образом она должна лишить жреца жизни и что должна сделать еще, когда тот будет мертв. Убийство должно быть зрелищным.

Событием, которое забудут не скоро. Оно должно привести не только к разрушению союза между пиратами — князьями Эгильских островов. Кабецану хотелось, чтобы самые могущественные флоты мира набросились друг на друга. Король опасался, что в противном случае священнослужители и пираты потянут руки к новой провинции Марчилла. И действительно, Промахос как-то рассказывал ей в постели о том, что необходимо занять некоторые прибрежные города Фаргона.

Жрец не хотел больше закупать тонкие ткани, духи и красящие вещества, он хотел обложить данью города, производящие предметы роскоши.

Десяти тысяч мечей не хватит на то, чтобы остановить армию Искендрии и союзных пиратов, то и дело повторяли ей учителя в Моне Габино. Но один-единственный кинжал в эту ночь может совершить то, на что не способны все рыцари Фаргона.

Она ощупала подоконник. Высвободила пластину и вынула камень из стенной кладки. В углублении лежала судьба ее народа. Элодия посмотрела на гавань внизу. Там возвышался целый лес мачт. Сюда приходили суда со всего мира. На набережной складывали товары. В полуденную жару там было несколько спокойнее. Небо было чистого голубого цвета.

Она сунула руки под тяжелую каменную пластину и попыталась поднять ее. Но пластина не шевельнулась.

— Ищешь лежавший там нож?

Элодия испуганно обернулась. Промахос сел на постели.

— Еще пару недель назад я обнаружил, что камень расшатался. Рабочий нашел рыбацкий нож с Эгильских островов.

Что это было — патриотизм или глупость?

— Не знаю, о чем вы говорите, господин…

— Конечно. Ты просто случайно ухватилась за каменный подоконник. И у окна стоишь, чтобы полюбоваться великолепным видом на гавань и библиотеку, не так ли?

— Господин, все не так, как кажется…

— Конечно нет! Ты действительно думала, что настолько удивительна в постели, что я предпочту тебя всем остальным?

Ты действительно верила в это? Я ждал, когда ты подойдешь к подоконнику. Это было очень увлекательно. А теперь мне любопытно, сколько ты сможешь скрывать свои тайны. Кто из князей-пиратов послал тебя? Тебе не нравится, когда тебя татуируют… Через час я буду рисовать на твоей коже узоры раскаленным железом, девочка. И тогда ты споешь мне совсем иную песню, чем на этом ложе. Я сгораю от любопытства и нетерпения услышать ее.

Словно старинная сказка

Вот уже два дня он копал яму, в которую загнал его Жюль.

Адриен пытался упражняться в равнодушии. Он ведь рыцарькрот. Судьба бросила его в руки странному священнослужителю, и он мог только надеяться на то, что бог будет милосерден, потому что Жюль таким не был. С тех пор как он так очевидно победил учителя во время тренировки, тот погрузился в угрожающие размышления. Он перестал есть и пить.

Не реагировал, когда к нему обращались. Жюль утверждал, что близок к богу, когда сидит так возле хижины, погрузившись в транс. В такое время он производил на Адриена особенно жуткое впечатление. Иногда, не приходя в себя, он бормотал что-то на непонятных языках.

Мотыга со звоном наткнулась на что-то. То не был звук массивной скалы или расплавленного металла. За годы Адриен стал экспертом по звукам, которые издавала мотыга. Он опустился на колени и принялся разгребать землю и камни.

Вскоре он наткнулся на испорченный кирпич красного цвета, который нельзя было спутать ни с чем. Наконец-то разнообразие. Кирпич архитекторы погребенного города использовали редко, чаще всего для каналов. Как правило, обнаруживаемые им стены были из обработанного камня.

Ученик с воодушевлением разрыхлил мотыгой землю вокруг кирпича. Вскоре оказалось, что он наткнулся на куполообразный свод туннеля. И он был гораздо больше каналов цистерн, которые Адриен раскапывал до сих пор.

Прошел час, прежде чем юноша понял, что эта находка представляет собой нечто необычайное. Через туннель могла проехать повозка, настолько высоко вверх уходил потолок.

Камни были прочно скреплены между собой. Строительный раствор пережил столетия, не раскрошившись. Но где же может быть вход? Он может копать еще несколько дней и так ничего и не найти. Только если… Адриен поразмыслил, не позвать ли Жюля. Но священнослужитель, наверное, даже не услышит его. Что ж, он давно уже взрослый. И он не должен задавать вопросы по любому поводу! Молодой человек решительно поднял мотыгу и принялся сильными ударами разбивать кирпичи. Они были обожжены и стали крепче скалы.

Прошло некоторое время, прежде чем острие мотыги провалилось в пустоту.

Юноша закрепил свой инструмент и извлек из кладки еще несколько камней. Когда дыра стала достаточно велика, чтобы в нее можно было протиснуться, лег на живот и посмотрел вниз. Солнце стояло в зените. Адриен видел пол, находившийся на расстоянии шагов четырех. Можно было спрыгнуть.

Молодой человек нерешительно поглядел на край ямы. Может, все же позвать Жюля? Нет! И, перестав размышлять над этим, он сунул ноги в отверстие и провалился в туннель.

Адриен приземлился на каменную плиту. Звук его кованых сапог отражался от стен.